«В России все еще очень много денег», — интервью с Артемом Ермолаевым и Андреем Белозеровым

Артем Ермолаев и Андрей Белозеров восемь лет возглавляли Департамент информационных технологий города Москвы. Под их руководством появились сервисы для дистанционной записи к врачу, портал mos.ru и другие цифровые инструменты для горожан.

В 2018 году Москва стала первой в рейтинге ООН по уровню развития электронного правительства, опередив Нью-Йорк, Лондон, Берлин и другие мировые столицы. Вскоре после этого Ермолаев и Белозеров покинули госслужбу. Спустя два года, в декабре 2020-го, они объявили о запуске закрытого частного клуба венчурного капитала Digital Disrupt.

Digital Disrupt инвестирует как самостоятельно, так и совместно с партнерами, работающими в ИТ-индустрии по всему миру. В числе партнеров — Mindrock Capital, Starta Ventures, 13 Ventures и другие международные фонды.

На сегодняшний день портфель клуба насчитывает более десятка стартапов. RB.RU поговорил с Артемом и Андреем о том, какие проекты интересны им как инвесторам.

«В России все еще очень много денег», — интервью с Артемом Ермолаевым и Андреем Белозеровым

Елена Черкас

Про венчурный клуб

— Вы называете Digital Disrupt закрытым клубом. Почему именно клуб, а не фонд? И как в этот клуб попасть?

Артем: Во-первых, фонд — это банально, к тому же накладывает некоторые обязательства в рамках правовой нормы.

Наша цель — инвестировать в проекты, которые действительно изменят цифровой мир, поддерживать прорывные решения. Это объединение не столько капитала, сколько целей, усилий и возможностей, которые каждый участник вкладывает, чтобы та или иная идея взлетела.

Отсюда и эта идея с клубом. Клуб — это единомышленники, которые нацелены на результат. Мы рассматриваем всех потенциальных участников, вне зависимости от проекта, поэтому вступить в него возможно. Более того, когда появляется новый проект, в который мы заходим, мы сами ищем внешних партнеров.

Андрей: Задача фонда — зарабатывать деньги, задача клуба — совмещать профессиональные интересы.

Возможно, мы когда-то дорастем и до фонда, это следующий шаг. Понятно, что с нашим бэкграундом мы хорошо разбираемся в цифровых проектах, в технологиях. Но, наверное, пока плохо понимаем, что такое венчур — и в России, и за рубежом.

Нам только предстоит разобраться во многих аспектах, и проще это делать в формате клуба, когда ты не обременен соответствующей регуляторикой.

— Расскажите, как устроена структура капитала клуба?

Артем: Мы не оцениваем его в деньгах, наш капитал — это проекты, которые мы поддерживаем. Их много по всему миру. Например, мы делаем инвестиции в международное цифровое образование, для нас крайне интересной является Африка, мы видим прорывной потенциал на этом рынке.

Знаете, какая основная проблема в образовании в Африке?

— Какая?

Артем: Отсутствие канализации в школе. Причем канализацией называется просто яма. И сегодня ясно, что, если Африка пойдет по пути строительства инфраструктуры, всех денег мира не хватит, чтобы поднять там образование.

Поэтому цифра — это единственный вариант для этого рынка. Не строить школы, а сразу перейти к онлайн-образованию. Они на этом сэкономят время, деньги и получат качественный скачок. Поэтому именно сейчас важно пробовать и смотреть.

Соответственно, возвращаясь к вашему вопросу, капитал клуба — это проекты во всех уголках мира из самых разных отраслей. Понимаю, что читатели любят цифры, но об этом говорить пока рано.

Андрей: Не существует единой понятной методики оценки инвестиционного портфеля. Я имею в виду, что тот или иной стартап на разных фазах можно оценить, основываясь на совершенно разных финансовых подходах.

Мы не всегда заходим в проекты деньгами, иногда просто становимся менторами. За это проект дает нам совсем небольшой кусочек прибыли, и посчитать объем просто математически невозможно.

— Пускаете ли вы частных инвесторов?

Андрей: В целом мы открыты к общению, можно стучаться через LinkedIn и в почту. У нас нет формальных процедур, мы верим в людей, смотрим в первую очередь на общность интересов.

Артем: Да, но бывали случаи, когда человек говорил: «Слушайте, у нас там $15-30-40 млн, помогите найти стартап, чтобы заработать». Мы отвечаем: «Сорри, но нет». Это не наш партнер.

Несмотря на все кризисы на российском венчурном рынке, здесь все еще очень много денег и много желающих вложить средства хоть куда-нибудь и получить большую прибыль.

Отсюда и повальное увлечение фондовым рынком — никому не интересны 3-4%, всем нужны 20-40% годовых. И когда к нам приходят люди, у которых первостепенная задача — выйти на такую прибыль, мы с ними не работаем. Для нас главное — идейность, вера в проект.

— Вы хотите сказать, что в российском венчуре нет дефицита капитала, но есть дефицит компетенций?

Артем: Совершенно верно, денег сегодня много. А вот адекватных команд, которые хотят не просто зарабатывать, а реализовывать большие проекты — очень мало.

Мы и на команды, в которые инвестируем, смотрим очень внимательно: чем они дышат? Чего хотят? Зумеров, которые говорят: «Хочу сразу $2 млн поднять и выйти в Силиконовую долину», — их очень много, но они неинтересны. Нам нужны драйвовые команды, которые по-настоящему верят в то, что делают.

— Их видно?

Артем: Мы делаем ошибки, но обычно их видно, да. Не на первой встрече, конечно.

Андрей: Как компания смотрит на резюме сотрудника, так и мы смотрим на питч-дек стартапа. Чем больше опыта, тем быстрее начинаешь отличать верные решения от ошибочных.

Артем: Это одна из причин, по которым нам понравился проект PitchMe, который мы нашли. Для нас это олицетворение совершенно нового подхода к подбору команд и чего-либо еще. Время резюме давно прошло, сегодня любой бесплатный редактор сделает из вас гениального сотрудника с потрясающим профайлом.

PitchMe помогает подобрать человека, опираясь на его поведение, причем не только в соцсетях, но и в онлайн-играх. Например, они берут ваш профиль в каком-нибудь World of Tanks и смотрят, как вы играете: прячетесь и стреляете из-за угла или рветесь в бой. На основе этого определяют ваш психотип. Это по-настоящему новый подход, который мы используем, в том числе, в выборе потенциальных партнеров.

Артем Ермолаев

— Что собой представляет ваша команда?

Андрей: Несколько инвестиционных аналитиков и проектных координаторов. Все остальное — юридические, бухгалтерские услуги — мы отдаем на аутсорс. Всего нас 7-8 человек, для текущих масштабов этого достаточно. Мы по такому же принципу смотрим на стартапы: большая команда съедает ресурсы.

Артем: Мы сами стараемся быть максимально эффективными и ждем того же от других.

Андрей: У нас в офисе нет секретаря, кофе всем делаю я (смеется).

— Расскажите о сделке Tetrika и Mail.Ru Group — вашем первом выходе. Довольны ли вы результатом?

Артем: Это самое мое большое разочарование. Нет, даже не разочарование — расстройство. Мы не планировали выходить так рано.

— Почему же тогда вышли?

Артем: Это было очень странное ощущение — когда ты строишь большие планы и загораешься этой, в хорошем смысле, игрушкой, и вдруг тебе говорят: «Все, теперь она больше не твоя».

У Tetrika очень хорошая команда, они молодцы. В определенный момент, когда мы начали вместе развиваться, всплыл MRG, который претендовал на большой пакет. Нам, как и другим акционерам Tetrika, стало понятно, что для ребят это большой шанс реализоваться и сделать огромный скачок. Быть собакой на сене, конечно, не хотелось.

Это произошло спустя полгода после того, как мы зашли. Изначально мы планировали выходить года через 3-4, но получилось так, как получилось.

— На какой горизонт вы обычно ориентируетесь, когда инвестируете?

Артем: От трех до пяти лет.

— На какие проекты в портфеле вы делаете ставку сегодня?

Артем: Мы стараемся диверсифицироваться по отраслям, в которых работают наши проекты. Лично для меня крайне интересным является все, что связано с цифровым образованием. Даже самый маленький проект здесь я вижу очень перспективным. Плюс я очень верю в проекты, которые связаны с развитием Африки — на мой взгляд, это бомба замедленного действия.

Андрей: Я лучше скажу, что нам интересно в перспективе.

Для начала важно отметить, что венчурный рынок в России, по сути, состоит в том, что, когда ты дорастешь до определенного уровня, ты можешь прийти только в «Яндекс» или Mail.Ru. И такие компании часто говорят: «Окей, нам придется переписывать весь ваш код и с нашим трафиком мы монетизируем все гораздо лучше. Поэтому, если вы готовы с $10 млн упасть до $1,5 млн, мы с вами поговорим».

Да, конечно, оформляются экосистемы «Сбера», ВТБ, МТС, «Ростелекома». Понемногу туда начинают заходить молодые проекты, ситуация меняется в лучшую сторону. Тем не менее, такого разнообразия, как в Европе, здесь нет.

Поэтому нам интересны проекты, у которых есть потенциал к глобализации, которые либо уже имеют продажи за рубежом, либо целятся туда. И наоборот, зарубежные проекты, которые хотят зайти на рынок России и СНГ. С профессиональной точки зрения нам интересно смотреть, как происходит развитие в разных странах.

Мы граждане и налоговые резиденты России и, конечно, хотим поддерживать развитие здесь, но это не исключает того, что наши проекты целятся на зарубежные рынки и мы поддерживаем и зарубежные стартапы. Наше партнерство с европейскими и американскими фондами направлено на это, они дают нам не только финансовый ресурс, но соответствующие компетенции.

— Работая с зарубежными проектами, сталкивались ли вы с предрассудками по отношению к российским инвесторам?

Артем: Многих людей отпугивает то, что мы — русские, которые работали на государство. Но когда они узнают, что конкретно мы сделали, какой проект реализовали, вопросы отпадают. Адекватные люди смотрят в первую очередь на профессиональную составляющую.

Андрей: В фондах, с которыми мы работаем, очень много выходцев из России, это несколько облегчает коммуникацию.

— Что будет для вас «красным флагом» в проекте?

Артем: Небрежное отношение к деньгам. Например, когда отсутствует финансист в команде или когда руководители предпочитают приобретать активы, вместо того чтобы брать их в лизинг, делают в штате то, что можно делать на аутсорсе. Вот такая финансовая ретроградность или отсутствие финансовой грамотности как таковой отпугивают.

Ну и, конечно, подход, при котором проект выезжает за счет инвестора — финансово и в целом в развитии. Когда команда не готова продвигаться сама: «Ведите нас туда, ведите нас сюда».

Андрей: Я бы добавил, что всегда смущает однобокость команды, например, когда она состоит сплошь из технарей.

Смущают команды, которые рассуждают так: «Мы сейчас накачаем какие-то метрики, поднимем следующий раунд, а потом еще один». А экономика при этом не сходится. Преимущество всегда у компаний с положительной юнит-экономикой.

 

Про фондовый рынок

— Как вы заработали первый капитал?

Артем: На фондовом рынке. С 1993 по 1998 год я занимался фондовыми рынками и потом, когда ушел в ИТ, скучал по этому. Долгое время рынок восстанавливался после кризиса 2008 года, и сегодня, наконец, мы можем снова этим заниматься. У нас с Андреем сильный опыт работы с нейронными сетями, и мы его использовали.

Андрей: У Артема есть алгоритм, который я активно предлагаю запатентовать. Хотя мы и там допустили много ошибок, то есть были акции, в которые нужно было заходить, а мы этого не сделали и теперь жалеем, потому что они за пару дней выросли на 30%.

— Что за алгоритм?

Артем: Он, разумеется, тоже иногда подводит, но в среднем, в контексте года, дает хорошие результаты. Вообще сегодня активность рынка сумасшедшая, причем она не коррелирует ни с какими фундаментальными факторами. Убыточные компании стоят сумасшедших денег, а компании с хорошей маржинальностью стоят дешево.

Андрей: Это так называемый эффект Tesla. Огромное количество людей прогорели на ее акциях, потому что не верили, что компания, которая занимает 10% рынка, может стоить больше, чем все остальные автопроизводители вместе взятые.

Сегодня мы наблюдаем новую веху, новый период фондового рынка. Разделение на технический и фундаментальный анализ больше не работает. Нужен новый подход.

— Как вы его понимаете?

Артем: Если коротко, то это объединение составляющих фундаментально-технического и экономического анализа, которое позволяет алгоритмам принимать решение по покупке или продаже бумаги. Нужно микшировать несколько потоков данных и пропускать их через машину.

— Каких именно данных?

Андрей: Есть экономические и технические корреляции. Экономические — они достаточно простые. Например, Salesforce купил Slack, и очевидно, что компания, которая совершает покупку, падает в цене, а та, которую покупают, — растет. То есть как только объявление было сделано, можно было спрогнозировать поведение акций.

Другая история — мы смотрим, что Slack куплен за $27,7 млрд, а годовой оборот всего Salesforce составляет порядка $12 млрд. Это значит, что физически компания будет занимать или уже занимает долговую позицию, чтобы выкупить Slack, и это тоже говорит о том, что ее акции упадут. В то время как Slack за какие-то три дня вырос на 30%. Это экономические корреляции.

Есть также технические, или индустриальные, корреляции. Если мы понимаем, что Tesla строит новый завод в Китае, то есть наращивает количество выпускаемых автомобилей, можно прогнозировать дефицит электробатареек и рост всех компаний, которые производят такие батарейки. То есть это инвестирование в тренды.

Таких корреляций много, и в зависимости от них мы расставляем коэффициенты в нейросети. Вся соль в том, чтобы правильно их расставить.

 

Про бэкграунд

— До 2018 года вы возглавляли Департамент информационных технологий города Москвы. Что изначально привело вас на госслужбу?

Артем: Было сильное желание попробовать изменить то, как там все устроено. Цифры в государстве не было от слова совсем. Даже слова «цифра» не было, только «электронный».

Я даже не предполагал, насколько там, внутри, все по-другому — это совсем другая планета по сравнению с бизнесом. Там законы физики другие, но это открывается не сразу.

В 2010 году я работал в Министерстве связи, и там мы с коллегами запустили федеральный портал Госуслуг, это была первая большая веха. На момент запуска проект курировал вице-премьер Сергей Собянин, он был главным таким новатором.

Когда он перешел в Москву и понял, что там нет никакой электронизации, он сказал: «Быстро сюда. И сделайте так, чтобы у меня все работало и было красиво».

Соответственно, мы с Андреем по его приглашению перешли и начали работать над проектом для Москвы, это была абсолютно голая поляна. Даже Казань обыгрывала Москву по хайтеку. И когда в 2018 году мы получили признание ООН, стали первыми в мире по уровню цифровизации, мы поняли, что достигли определенного потолка. Возникло желание двигаться дальше.

Андрей: Истории увольнения с госслужбы у нас практически одинаковые. Но пришли туда мы немного по-разному. Изначально я был кофаундером «Проектной практики» — это группа компаний, которая занимается проектным менеджментом, консалтингом и IT-обучением, классификацией. Она существуют и по сей день. С этой компанией мы делали порталы для мониторинга подготовки к олимпиаде в Сочи, это был колоссальный объем работы, тогда мы познакомились с Артемом и тогда же Константин Юрьевич Носков пригласил меня стать начальником отдела электронного правительства.

Естественно, я продал свою долю в «Проектной практике», когда пришел на госслужбу.

Андрей Белозеров

— Говоря о том, что там «другие законы физики», что вы имеете в виду?

Андрей: Любая задача на госслужбе становится более комплексной. В бизнесе есть общий знаменатель — маржинальность, капитализация, прибыль. Когда работаешь на государство, у тебя этих знаменателей нет, потому что перед тобой стоят социальные задачи, которые нужно стыковать с экономическими. Масштабы, объемы задач, сложность — это несопоставимо с бизнесом.

Плюс, когда ты работаешь на госслужбе, знания и навыки в ИТ все-таки немного притупляются. Есть огромный объем бюрократии, который отбирает много времени. И мы осознали, что «проспали» целые технологические кластеры — блокчейн, искусственный интеллект и многое другое. Просто потому что были заняты рутиной.

— Появилось ощущение, что вы отстали от жизни?

Артем: Конечно. В целом это соотносится не только с госслужбой — когда долго работаешь внутри любой корпорации, происходит то же самое.

Неважно — будь то госслужба, «Газпром», «Роснефть», да хоть Microsoft или «Яндекс» — объем рутинных коммуникаций и корпоративных процедур рано или поздно становится слишком большим.

— Как устроено увольнение на таком уровне?

Артем: Главная задача состояла в том, чтобы механизм продолжал работать после нашего ухода. Процесс подготовки всех органов управления и бизнес-процессов занял примерно полтора года. Это была сложная задача, в рамках которой максимум функций делегируется нисходящим.

Сергей Семенович — адекватный человек, он понимал, что желающих занять эту позицию будет много. Когда мы ему объяснили, как все будет работать после нашего ухода, он нас легко отпустил.

— Почему вы решили продолжать свой профессиональный путь вместе?

Артем: Мы достаточно давно вместе, проходили и огонь, и воду, и медные трубы.

Прошли этапы, когда было крайне тяжело. Начало 2010-2011 годы — это был адский ад. Мы переходили в Москву, все перерабатывали, переделывали. За это время мы научились хорошо понимать друг друга и решили, что вместе нам будет проще попробовать что-то абсолютно новое.

Начиная с фондового рынка и заканчивая инвестициями, которыми мы занимаемся сейчас, — это можно делать только с людьми, которым ты доверяешь.

— Что, на ваш взгляд, важно, чтобы сохранять устойчивые партнерские отношения?

Артем: В моем понимании, мы соблюдаем, в первую очередь, баланс в отношениях. Что это значит? Уважаем друг друга, не лезем в личное пространство.

Второй важный момент — действительно так получилось, что мы дополняем друг друга. Я достаточно ленив, Андрей меня толкает на что-то, иногда наоборот.

Андрей: Я холерик, экстраверт. Артем более спокойный, уравновешенный. Но в контексте профессионального развития мы приобрели похожий опыт.

При разных генетических предрасположенностях мы имеем очень схожую мотивацию. И это, наверное, залог успеха. И да, согласен с Артемом. Мы умеем не надоедать друг другу — это очень важно.

— Что вы можете порекомендовать молодым предпринимателям?

Артем: Не ленитесь и эффективно используйте время — это самое дорогое, что у вас есть. Не бойтесь коммуницировать и рисковать, риск всегда оправдан. Даже если он сыграет в отрицательную сторону, у вас появится ценный опыт.

Мы, кстати, всегда смотрим — был ли у фаундеров неудачный опыт. Если да, значит, это закаленные бойцы, они не останавливаются при возникновении трудностей. Если нет — еще неизвестно, как они себя поведут.

Андрей: Да, я бы тоже хотел сказать — не бойтесь обжигаться и падать. Гораздо страшнее, когда имел возможность что-то сделать, попробовать, но упустил ее. Об этом можно жалеть всю жизнь.

Еще — мой преподаватель в университете всегда говорил: «Не бывает глупых вопросов, бывают глупые ответы». Не надо бояться быть любопытным, задавать вопросы самому себе и всем вокруг.

 

Фото: пресс-служба

Нашли опечатку? Выделите текст и нажмите Ctrl + Enter

Источник: https://rb.ru/