0
0
Кирилл Васильев работал с мехом, в кризис ушел в ресторанный бизнес, а затем решил снова вернуться к моде. Создать проект Snegi (от слова «снег») его вдохновила история UGG и Crocs: «Я думал, что и у нас в эпосе есть то, на основе чего можно сделать обувь». Но идею о производстве обычных валенок Кирилл сразу отмел — уж больно несовременным и тяжелым был их дизайн, да и сама обувь ассоциировалась с рабочей и не вызывала желания купить ее.
На переизобретение валенка ушло четыре года: Кирилл сам разработал модный дизайн, а также нашел заброшенное валяльное производство времен СССР. Все пришлось начинать с нуля: восстанавливать оборудование, обучать сотрудников, ремонтировать здание, вырабатывать технологию. От идеи до производства первой пары прошло четыре года. Старт продаж пришелся на обвал рубля — осень 2014-го.
Оборот фабрики за 2020 год — 8,5 млн рублей. Благодаря пандемии бренд сосредоточился на онлайне, что позволило продажам в интернете догнать оптовые.
RB.RU поговорил с Кириллом о том, как он возродил старый завод в деревне, почему он не считает свой бизнес социальным и как на все повлиял коронавирус.
«Я хотел дать валенкам новую жизнь». Как переосмыслить русский валенок, возродить старый завод и сделать на этом бизнес
Екатерина Гаранина
Бизнес в цифрах
- Инвестиции в проект: 5 млн рублей,
- Объем производства на старте: 1000 пар в год,
- Объем производства за 2020 год: 10 000 пар,
- Средний чек: 5800 рублей,
- Средняя стоимость товара: 2900 рублей,
- Число сотрудников: 22
- Оборот за 2020 год: 8,5 млн рублей.
— Кирилл, расскажите о себе. Какой предпринимательский опыт у вас был до того, как вы открыли фабрику?
— Мне 50 лет. Я окончил петербургский Политех: сперва поступил на факультет кибернетики, а потом перешел на экономфак. В 90-е годы ученые были не особенно нужны, и я пошел в предпринимательство. Мой первый бизнес был связан с мехом: сперва шил пальто, затем занимался поставкой материалов для меховых и кожевенных производств.
Я, наверное, предприниматель по призванию: все время что-то придумывал, мне было это интересно. Также я был представителем миланской компании Motta Alfredo в Санкт-Петербурге. Непосредственно участвовал в производственной деятельности нескольких меховых компаний («Ласка», «Лена», Irina Tanzurina) как коммерческий директор и поставщик материалов. Поэтому все швейные процессы и изготовление знаю очень хорошо. К 2008 году из-за кризиса все резко свернулось. Поэтому я стал искать идеи для нового бизнеса.
Snegi
Валенки: идея, поиск и возрождение фабрики
— Как возникла история с фабрикой?
— Сперва я ушел в ресторанный бизнес. Построил несколько заведений в Петербурге: «Тесто», «Суп Вино», «Кинг Понг», Bonch — и продал, они работают до сих пор. Но вместе с этим я всегда хотел вернуться к тому, что хорошо знаю, то есть в индустрию моды.
Я обратил внимание на всемирно известные бренды Crocs и UGG. У них в основе лежит национальный продукт.
«Кроксы» напоминают голландские башмачки, а «Угги» — самодельные сапоги из овечьей шерсти, которые в 60-х годах мастерили австралийские серферы, чтобы согреть ноги после океана. То есть обувь «из народа». Я подумал — может, что-то найти в нашем эпосе? У нас же есть свое.
— Например, валенки?
— И не только они. Лапти еще. Подумал, что от этого можно отталкиваться.
— А вас не смутило то, что у россиян есть некая предвзятость к своим брендам? Или стереотипы. Например, валенки носят дети и бабушки. Они не считаются чем-то модным. Я сама не помню, когда последний раз встречала людей в них. Плюс конкуренция с другими обувными брендами. Человек открывает маркетплейс — и в один клик заказывает то, что нужно.
— Предприниматель на то и предприниматель: я надел розовые очки и с головой окунулся в новую идею. Потом оказалось, что все не так уж просто. Если бы меня что-то смущало, я бы не вложился в производство.
Во-первых, риск был благородным. Я хотел дать валенкам вторую жизнь. А во-вторых, в СССР каждый знал, что такое валенки — они были во всех семьях. Я подумал, что это может обеспечить продукту аудиторию. А на скромных объемах производства я точно не потеряюсь и реализую всю продукцию.
— С чего вы начали? Как нашли фабрику?
— Это был 2010-й год. Для начала я посмотрел в интернете мастер-класс по валянию сувенирных валенок, которые надеваются на пальцы. Изготовил. И понял, что можно уплотнять шерсть. Затем начал искать оборудование для производства и людей, которые покажут тонкости.
Оказалось, что из 120 фабрик, которые в СССР занимались сапоговаляльным производством, осталось семь. В процессе я познакомился с человеком, который перепродавал швейное оборудование, в том числе валяльно-войлочное, и он помог найти то, что мне потребуется в работе. Оборудование было в плохом состоянии, практически металлолом…
Мы поехали в Себеж, где в свое время была одна из самых крупных фабрик на Северо-Западе — филиал петербургского предприятия. Фабрика выпускала 240 тыс. пар валенок в год. Затем фабрика в Петербурге закрылась, на ее месте построили то ли жилье, то ли бизнес-центр, а оборудование продали как металлолом. Отделение в Себеже стояло пустое и заброшенное. Но главное — там были люди, которые могли помочь с запуском — бывшие главный механик и директор. Я предложил им возобновить производство.
Мы продумали технологическую цепочку, внесли несколько своих ноу-хау. Один из агрегатов по изготовлению обуви собрали сами, один я привез из Милана, другие до сих пор ищем и привозим из разных уголков России с закрытых предприятий. Обучили людей работать с ними, и дело пошло.
На производстве. Один из этапов работы: приклейка подошвы
«Я не боялся, что фабрика не будет приносить доход»
— Сколько времени прошло от идеи — «буду делать» — до первой пары обуви?
— Четыре года. Первую продукцию мы получили в 2014-м и начали с ней прощупывать рынок. У меня несколько ресторанных бизнесов, поэтому я привык к многозадачности. Но валенки требовали больше внимания, другие направления уже могли работать автономно. В Snegiri (название фабрики — прим.) я все создавал с нуля.
— Были ли такие моменты, когда все хотелось бросить?
— Нет. Мне самому было очень интересно. Я каждый день что-то узнавал, появилось много новых людей и знакомств. Это мир, который я открывал для себя, будучи уже сорокалетним человеком. Я не боялся даже того, что фабрика не станет приносить доход — меня настолько это увлекло.
Как появился необычный дизайн
— Вы изменили дизайн обуви. Почему не оставили классические валенки?
— Я сразу думал о том, что продукт будет продаваться не только в России. Потенциальные клиенты могли быть из скандинавских стран, Канады, США.
При разработке дизайна я понял, что интернационального бренда «русский валенок» не существует. Есть такой стандартный набор сувениров: матрешка, самовар, шкатулка, бюст Путина, шапка-ушанка. А валенка — нет. И никто не думает, что он бы мог стать одним из символов России. Иностранцы не понимают, что это. Толстые твердые шерстяные носки?
Естественно, надо было уйти от этой традиционной формы, которая напоминает спецобувь. Это то, в чем ходили проводники вагонов, дворники, солдаты, строители. Вы не возьмете настоящие русские валенки в путешествие — они тяжелые и объемные.
В попытке переосмыслить дизайн я ездил по международным обувным выставкам: были тренды на облегчение веса обуви, натуральные материалы, комфорт использования. Валенки в изначальном виде вряд ли захочется купить. Дизайн придумывал сам: рисовал акварелью четыре года разные варианты.
— А названия моделей на латинице — это для того, чтобы быть ближе к молодой аудитории и отойти от стереотипа, что валенки только для бабушек и вообще устарели морально?
— Да. Нам было важно достучаться до современной аудитории. Хотя старшее поколение говорит спасибо, мол, благодаря нам валенки снова вернулись в их жизнь.
— У вас нет моделей выше щиколотки. От этого тоже отказались, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций?
— Мы не позиционируем Snegi как уличную обувь. Все-таки у нее другая специфика производства. Мы развиваемся в сегменте домашней обуви. В агрессивной городской среде вряд ли можно носить валенки. Опять же, нужно было что-то придумывать — пятку, каблучок. Мы бы опять вернулись к сапогу. У нас была другая идея: уйти от этого к комфорту. Чтобы можно было легко надеть и легко снять валенок. Поэтому Snegi в большей степени для дачи или загородного дома: надел, вышел на дорожку, зашел обратно, снял, отряхнул снег — и все.
Ручная работа
— Как происходит процесс изготовления обуви?
— У нас четыре модели в производстве. Они базируются на одной колодке, различаются только по внешнему виду. Процесс производства каждой пары — ручная работа, которая занимает около двух дней. Сначала сшивается заготовка, потом на нее наматывается слой шерстяной ватки. Уплотняются носок, пятка, середина стельки. И еще раз уплотняются большим слоем шерсти. Затем пара идет в «мокрые» процессы: то есть размачивается специальным раствором. Если пара цветная, то он с красителем. Дальше пара прокатывается в катальной машине, валяется в молотовой машине, где ее бьют два здоровых молотка. Наконец, в роликово-растяжной машине обувь распрямляется, разравнивается и насаживается на колодку.
Каждый вечер 100 пар валенок сушатся в специальной камере. Утром их снимают с колодок, наклеивают подошву, вынимают колодку и приступают к финишной отделке. Собирают пары. Затем смотрят, как они свалялись, придают форму.
Самая популярная модель — это Cant средней высоты. А цвета — изумрудный и красный.
Кто покупает Snegi
— Кто ваш покупатель? Изменился ли за шесть лет его портрет?
— Это в первую очередь те, кто понимает, чем мы отличаемся от традиционного валенка. Потому что те, кто не видит этого, плюются — им кажется, что валенок не может столько стоить. У нас специальная колодка — наш валенок стал левым и правым, мы подклеиваем дорогую итальянскую подошву, красим их в разные цвета. Мы создали рубленый носик.
Наш покупатель — это россиянин со средним достатком, которому ничего не нужно доказывать. У него есть дача или загородный дом. Для них мы — не только повседневная обувь, но и, возможно, подарок для родителей. Да, не все готовы или могут позволить себе приобрести наши валенки. Но мы помогаем это сделать. Например, весной у нас была большая акция: мы подарили тысячу пар благотворительным фондам, больницам и волонтерам в регионах.
«Выпустили первый тираж, а курс валют рухнул в два раза»
— Как вы нашли самых первых покупателей?
— В конце ноября 2014 года случился обвал рубля. Когда я получил на руки первый тираж валенок, не знал, что с ним делать. У меня были знакомые, которые торговали на всевозможных ярмарках. Я показал им нашу продукцию, они предложили попробовать продать ее в ТЦ на границе с Финляндией, где останавливается много автобусов с туристами. В тот день первым, что увидели туристы, были наши тапочки. Курс рухнул в два раза, поэтому они скупили всю партию. Это дало дополнительный эффект розовых очков. Я подумал: «О, как здорово все продается, буду лепить и лепить эти тапочки».
Дальше произошел спад продаж, но мы приняли его за естественный, потому что в теплое время года Snegi не нужны. А к осени у нас был полный склад. И тут мы начали серьезно работать над продажами.
Кирилл Васильев
Темпы производства:
- 2014 — 1000 пар,
- 2015 — 5000 пар (продано 2500),
- 2016 — 15 000 пар (продано 6000),
- С 2017 года компания выпускает по 5000 пар в год.
Тогда занялись поиском команды маркетинга, пиаром, начали вести соцсети и участвовать в ярмарках мастеров. Следующие 2-3 года мы активно работали, чтобы увеличить продажи и стать узнаваемыми. Думали, что спрос сравняется с предложением. В реальности мы переживали разные кризисы.
— Сколько их было?
— Два раза мы останавливали производство из-за того, что нам некуда было девать продукцию. А дальше сделали ставку на интернет-продажи через маркетплейсы и Instagram. Если говорить про соотношение каналов продаж, то все зависит от сезона. В высокий, предновогодний, сезон через маркетплейсы мы продаем 50%, сайт — 40%, офлайн — 10%.
До нас такой ниши в России просто не было. Даже обувщики на выставках не принимали нас за своих. Мы для них — корпоративная сувенирная продукция, подарочные наборы, кто угодно, но не обувь. Нам теперь шлют фото бурятских и удмуртских валяных тапочек со словами: «Вот ваши конкуренты». Но у нас разные ниши, разные покупатели. Тем не менее, они [бурятские и удмуртские валенки] равняются на нас.
Называть нас «укороченным валенком» язык не поворачивается. Называть «теплыми домашними тапочками» — тоже длинно… А вот «снеги», от слова «снег», — вполне подходящее название.
«В ноль еще не вышли»
— Вы уже окупились?
— Если считать себестоимость и продажную стоимость, у нас хорошая прибыль. Но были затраты на старт производства. Здание фабрики строили с нуля — раньше в нем был детский сад. По сути, мы купили стены с дырками для окон. А потом вставили окна, крышу, подвели тепло, построили котельную. Мы близки к тому, чтобы эти деньги окупить.
Если говорить о моментальной прибыли, то она существует, но полный возврат средств ещё не произошел. В ноль мы пока не вышли.
— В 2016-м вы собрали на Boomstarter 420 тысяч рублей. Многие предприниматели говорят, что краудфандинг для них — один из инструментов пиара, когда о проекте узнают много людей и можно еще раз проверить, насколько интересен продукт аудитории. Как было у вас?
— В первую очередь это помогло создать команду и поверить в ее силы. До этого я авторитарно относился к процессам и считал, что один со всем справлюсь. Краудфандинг показал мне, что команда — это круто. И только вместе можно сделать что-то ценное.
Если говорить о деньгах, то мы собрали столько, сколько хотели, и даже чуть больше — 420 тысяч вместо заявленных 390 тысяч — и купили красильный барабан. Специально для кампании мы сняли фильм, который и сейчас помогает при знакомстве с потенциальными партнерами. На продажах история с Boomstarter сказалась несильно — прирост был, но не взрывной.
Виктория, PR:
— Тогда мы не работали с соцсетями и сайтом, они существовали, но в пассивном режиме. А краудфандинг помог сформулировать, показать, преподнести историю проекта незнакомым людям. Это было нашей визиткой, где упакованы идея и миссия. Параллельно мы внедряли системы учета и начинали онлайн-продажи — до этого были сфокусированы только на офлайне. Сперва мы зашли в 2018 году на Lamoda. А в 2019 году через партнеров и Amazon сделали первый экспорт в Англию и Германию. Всего мы сотрудничаем с семью маркетплейсами.
Сотрудники фабрики
Как коронавирус повлиял на бизнес
— Сейчас основные продажи идут через соцсети?
— Нам помогла пандемия. Раньше мы приостанавливали производство на теплое время года, потому спроса не было. В этом году мы поняли, что нужно рассказывать о том, что Snegi можно носить круглый год — это не только зимняя обувь. Еще мы создали свой сайт-магазин. А во время локдауна запустили благотворительную акцию и вместо офлайн-ярмарок инвестировали в маркетинг. Провели фотосессию, настроили рекламу, сделали сайт более презентабельным. Это дало хороший резонанс: сейчас розничные продажи стали догонять оптовые.
— Как получилась история с продажами за границей?
— У нас есть партнер, с которым мы договорились через его магазин сделать поставку на Amazon. Все получилось хорошо, но кое-какие ошибки были. В основном они связаны с размерным рядом: вы же знаете, что в СНГ, США, Европе и России по-разному измеряется обувь. И мы не совсем верно соотнесли российские параметры с таблицей размеров Amazon, ушли в минус. Когда мы исправили размеры, продажи пошли лучше. В январе снова планируем сделать поставку.
— Правильно ли поняла, что коронавирус положительно сказался на бизнесе?
— Да. У нас в марте всегда спад продаж, поэтому сотрудники уходят в мини-отпуск. Мне кажется, что пандемия немного пробудила патриотизм у россиян: люди начали поддерживать малый бизнес, который оказался на грани. И сами бизнесы научились коммуницировать друг с другом, потому что нужно выкручиваться и выживать. Вторую волну мы не чувствуем, потому что в принципе работаем с доставкой через курьеров. Люди стали проводить дома еще больше времени. И хочется добавить какой-то радости. А тут такие замечательные домашние тапочки.
Но сейчас у нас есть некоторые трудности. Наша фабрика находится в Псковской области — в двух километрах от границы с Белоруссией. Ключевые на производстве люди сейчас находятся в другом государстве. Из-за закрытых границ мы не можем запустить фабрику, ведем переговоры с пограничными службами. И пока делаем сувенирную продукцию, корпоративные подарки и работаем с остатками продукции. Мы вышли из этой ситуации и уже обучили людей. Ждем открытия границ — работа найдется для всех.
Перед сушкой
«Я никогда не рассматривал наш бизнес как социальный»
— Вы считаете себя социальным бизнесом?
— Когда я начинал Snegi, у меня не было цели стать социальным предпринимателем. Все зародилось вокруг людей, вокруг места. Да, мы дружим с фондами поддержки, Центром инновационной поддержки Псковской области. Нам помогают, пару раз оплачивали участие в заграничных выставках. В 2020 году нам прислали документ, где были указаны параметры, по которым бизнес считается социальным. Например, для этого у вас должны работать заключенные или люди с ограниченными возможностями. Так что, по официальным документам мы не социальные предприниматели. И никогда не имели с этого никакого профита. У нас работают обычные люди.
— Как изменилась жизнь деревни после возрождения фабрики?
— Деревня — это сообщество. Компания обязательно устраивает праздники, например, на Новый год. На производстве работает 16 человек: они все делают под музыку, вместе отмечают дни рождения. Стараемся улучшить жизнь внутри деревни, потому что ближайший магазин в нескольких километрах, а дом культуры разрушен.
Я никогда не рассматривал наш бизнес как социальный. У меня были амбиции вернуть России ее символ. Да, мы много дали деревне. Но эти люди сделали для нас гораздо больше. Не то что мы не гордимся тем, что в деревне каждый год елка или там появился какой-то смысл, кроме работы на бензоколонке или продажи страховок на границе. Мы узнали того самого маленького человека, который живет в этих поселениях. Моя жизнь от этого точно изменилась.
Фото в тексте и на обложке: предоставлены героем
Нашли опечатку? Выделите текст и нажмите Ctrl + Enter
Источник: https://rb.ru/
Average Rating